Страница проекта РФФИ № 19-011-31284 «Стратегии когнитивной политической цензуры как эффект "новых медиа": украинский кейс в сравнительной перспективе»

В 2019 г. научный коллектив под руководством д.полит.н. С.П. Поцелуева при поддержке РФФИ провёл исследование практик когнитивной политической цензуры (грант № 19-011-31284, тема: «Стратегии когнитивной политической цензуры как эффект "новых медиа": украинский кейс в сравнительной перспективе»). В состав коллектива традиционно вошли следующие учёные: д.полит.н., доц. С.П. Поцелуев, д.филос.н., проф. Е.А. Агапова, к.полит.н. Т.А. Подшибякина, к.полит.н. М.С. Константинов, к.социол.н. Л.Б. Внукова, а также студенты А.В. Курбатов и Р.Ю. Маркин. Ниже опубликована аннотация проблематики и результатов реализации проекта.

Идеологически непредвзятое понимание политической цензуры не связывает данный феномен исключительно с реалиями авторитарных и тоталитарных режимов, но рассматривает в качестве одного из важных факторов, обеспечивающих стабильность любой политической системы. Разумеется, такой подход не отрицает существенность различий между политической цензурой в разных по типу политических режимах. Однако форма политической цензуры не в меньшей мере зависит от прогресса медиа. И здесь обнаруживается, что цензура, отвечающая реалиям «галактики Гутенберга», сегодня, в эпоху социальных сетей, отходит на второй план, а более эффективной становится новая форма цензуры, осмысление которой только начинается в политической науке. В традиционной политической цензуре блокировались определенные тексты и через них – нежелательные для публичного распространения идеи, переходящие в политически опасные действия. Но в эпоху Интернета мы имеем ускоряющийся рост объема информации, который трудно контролировать традиционными способами, но в котором, с другой стороны, обычному человеку крайне сложно ориентироваться. В силу избыточности информации весьма проблематичной становится её верификация, которая позволяла бы отличить обоснованное мнение от гипотетического суждения, нечаянную ложь – от целенаправленной дезинформации. На этом когнитивно уязвимом моменте интернет-коммуникации и основана новейшая форма политической цензуры.

Когда в «новых медиа» исчезают авторитетные информационные источники (каналы), тогда доступ к определенным идеям можно закрывать, создавая все больший избыток размытой правды и лжи, наводняя медиапространство валом анонимных «фейков», целенаправленно сбивая аудиторию с толка и отвлекая ее от подлежащего цензуре политического контента. Таким образом, в новейшей политической цензуре блокировка доступа к нежелательной информации (идеям) осуществляется через блокировку не текстов, а когнитивных способностей, позволяющих эти тексты воспринимать и осмысливать: внимания, памяти, суждения. Когнитивная политическая цензура есть явление, свойственное эпохе новых медиа и в целом отвечающее специфике информационного общества. Каковы принципы и условия ее эффективности? Данное исследование было нацелено на осмысление данного вопроса. Основной целью исследования стала разработка и апробация объяснительной модели стратегий когнитивной политической цензуры на примере президентских выборов 2019-го года на Украине. Для реализации этой цели необходимо выполнение следующих задач:

- критически оценить имеющиеся концепты и подходы по теме политической цензуры;

- сформулировать рабочую теорию когнитивной политической цензуры с использованием концептов «невидимой цензуры» П. Бурдьё, «социального контроля» П. Бергера, «политической цензуры» З. Тюфекчи и др.;

- на основе данной теории определить главные стратегии когнитивной политической цензуры и выдвинуть гипотезы относительно условий их эффективной реализации;

- оценить социальные эффекты и перспективы использования когнитивной политической цензуры в зависимости от констелляции социальных, политических и идеологических факторов, в том числе фактора активности сетевой анти-цензуры;

- посредством обращения к ресурсам систем мониторинга российской компании «Медиалогия» (Москва) и украинской компании YouScan (Киев) (InfoStream Online (Киев)) ранжировать украинские СМИ по степени влияния на медийную аудиторию;

- определить ключевые события (инфоповоды) президентской избирательной кампании на Украине 2019-го года, выделить наиболее репрезентативные для целей исследования информационные источники и жанры в украинском медиапространстве, а также идентифицировать интересы политических акторов, нашедшие отражение в данных источниках информации;

- посредством контент- и дискурс-анализа определить стратегии когнитивной политической цензуры, которым следуют наиболее резонансные сообщения;

- уточнить и систематизировать полученный материал в сравнительном контексте смежных кейсов (Турция, Китай и др.), представленных в исследовательской литературе;

- сделать выводы, уточняющие рабочую теорию когнитивной политической цензуры.

Поставленные задачи решались на материале президентской выборной кампании 2018–2019 гг. на Украине, поскольку ее участники активно использовали не только прямую ложь, «чёрный PR», дискредитацию оппонента и прочие традиционные технологии, сопровождающие избирательную борьбу, но и цензурные практики, отвечающие информационному половодью новых медиа. Еще один важный момент: поскольку в предвыборной гонке Украины столкнулись три ключевых политических силы – административно-государственные структуры, партийно-политический истеблишмент и олигархат, – украинский кейс оказался особенно интересен тем, что в предвыборной борьбе там использовались все ключевые виды политической цензуры: традиционная государственная («запретительная»), финансово-экономическая («корпоративная», «мягкая»), идеологическая («дискурсивно-символическая»), когнитивная.

В процессе исследования когнитивная цензура рассматривалась в контексте символической власти, понятой как разновидность «ментального контроля», который осуществляется символическими элитами посредством выбора определенных «жанров, тем, аргументации, стиля, риторики и презентации публичного дискурса» (Ван Дейк). Соответственно, главным в реализации когнитивной цензуры как части символической власти оказывается «контроль над процессом социального познания посредством тонкого управления знаниями и установками» (Ван Дейк). Предложенные Т. ван Дейком концепты идеологического дискурса и символической власти, открывающие возможность разработки когнитивистского концепта политической цензуры, нуждаются, как минимум, в двух моментах развития. Первый из них относится к понятию цензуры, которое у самого Т. ван Дейка, в основном, трактуется в традиционном смысле и проблематизируется в незначительной степени. Второй момент связан с когнитивными эффектами «новых медиа» вроде «политики пост-правды», которые стали осмысливаться только в последние несколько лет.

Для выработки понятия когнитивной политической цензуры авторами использовалась также предложенная У. Липпманом ёмкая дефиниция цензуры как установления барьера не между информацией и публикой, а «между обществом и событием». Дальнейшее развитие концепта политической цензуры авторы связали со спецификой «новых медиа», под которыми подразумеваются все интерактивные формы обмена информацией, включая онлайн-СМИ, предполагающие цифровую форму хранения информации, сетевой способ распространения, компьютеризованную систему обработки и т. п. Авторы исходили из того, что классическое различие между прямой (административной) и косвенной цензурой не теряет своего значения и в эпоху новых медиа, но его недостаточно для понимания специфики и условий эффективности современной политической цензуры. В этом ключе методологически востребованы понятия «невидимой цензуры» (П. Бурдьё), «медийной самоцензуры» (Р. Дж. Харрис), «цензуры второго порядка» (Э. Паризер) и другие сходные концепты. Методологически ценным опытом осмысления форм и стратегий политической цензуры в эпоху новых медиа авторы считают концепцию политической цензуры, развиваемую в настоящее время З. Тюфекчи. Авторы проведённого исследования отталкивались от ее ключевого тезиса о том, что «цензура в эпоху Интернета работает в иной логике, чем во времена расцвета печатного или вещательного телевидения». Рассмотренные турецким ученым кейсы политической цензуры нового типа в Турции и Китае использовались в качестве сравнительного контекста при анализе украинского кейса.

Эмпирическая часть исследования предполагала верификацию выводов теоретической части посредством операционализации базовых понятий проекта. Релевантным здесь является способ мониторинга медийного информационного и сетевого онлайн пространства посредством использования российских баз «Медиалогии» и «YouScan». Данные системы автоматического мониторинга позволили максимально полно отследить публикации в СМИ в аспекте заявленной темы; включить в исследование сетевых медиа в качестве генеральной совокупности; найти первоисточники новостей; обработать информационные потоки с целью отслеживания естественного жизненного цикла информационного события и отделения его от продуктов манипулятивных технологий. Указанные системы автоматического мониторинга позволили выявить ключевые инфоповоды (включая так называемые «фейковые новости») и исходный источник наиболее резонансных сообщений. Это позволило провести первичный анализ и выявить ключевые источники информационного противостояния. На следующем этапе исследования определялась принадлежность источника информации (включая неявные, ассоциированные формы контроля), чтобы выявить, чьи интересы представляет источник, а также какие формы цензуры по отношению к альтернативной информации он использует. Для решения этой задачи количественного анализа недостаточно, поэтому в исследовании был также предпринят дискурс-анализ публикаций в аспекте заявленной темы. Результаты анализа украинского опыта когнитивной политической цензуры авторы статьи представили в сравнительной перспективе с аналогичным опытом государственных органов в КНР и Турции..

В результате проведённого исследования были выявлены, как минимум, три взаимосвязанных стратегии когнитивной политической цензуры, предполагающие ослабление таких базовых когнитивных способностей, как внимание и связное мышление:

- отвлечение (когда на подступах к нежелательной для распространения информации внимание медийной аудитории захватывается темами, имеющими когнитивный приоритет в силу своей сенсационности и близости к базовым стереотипам аудитории);

- фальсификация (когда медиа-пространство мгновенно заполняется потоком жанрово структурированной дезинформации, в которой дискредитируются источники надежной и правдивой информации, а информация, подлежащая негласному запрету, тонет в этом потоке лжи, ускользая от внимания реципиентов);

- абсурдизация (когда тематическая и смысловая ткань медиа-пространства целенаправленно разрывается через вбрасывание сообщений, абсурдно противоречащих по смыслу нежелательной информации).

Реализация данных стратегий, взаимно предполагающих и усиливающих друг друга, запутывает их реципиентов, отрывает их сознание от реальной предыстории событий, делает медийную аудиторию неспособной рационально судить о происходящем, включая темы, находящиеся в зоне негласного цензурного запрета. Все стратегии предполагают информационное «затопление» реципиентов медийной аудитории в условиях отсутствия общепризнанных источников надежной информации. В социальных и гуманитарных науках концепт когнитивной политической цензуры имеет предпосылки двоякого рода: с одной стороны, это опыт концептуализации политической цензуры как социального института в более широком и сложном культурном контексте, чем в случае формально-правового концепта цензуры; с другой стороны, это эволюционная логика самой политической цензуры как практики государственных органов.

В первом случае речь идет о цензурных эффектах публичного дискурса, идеологического по своей природе. Таков смысл концептов «невидимой цензуры» (П. Бурдьё), «медийной самоцензуры» (Р.Дж. Харрис) и др., понятых как проявления «символической власти» (Т. ван Дейк). Цензура мыслится здесь как дискурсивный акт, политический и собственно цензурный статус которого зачастую носит неявный и метафорический характер. Символы и метафоры политического языка «цензурируют» публичный дискурс, направляя его в желательное для властей русло, но это не означает здесь намеренного ослабления базовых когнитивных способностей аудитории, что, напротив, составляет специфику когнитивной цензуры. С этим напрямую связано то, все более ранние формы политической цензуры стремились выстроить барьер между общественностью и нежелательной для распространения информацией, для чего ослабления когнитивного аппарата аудитории не требуется.

Однако с появлением новых медиа и характерным для них «информационного пресыщения», ситуация резко меняется: феномены вроде «закон Гилмора», «эффекта Б. Стрейзанд» и т. п. делают цензурную стратегию «шлагбаума» неэффективной. Однако, с другой стороны, как раз ситуация «информационного половодья» создает почву для «цензуры второго порядка» (Э. Паризер) – новых и более успешных стратегий политического цензурирования публичного дискурса, которые эксплуатируют дезориентацию аудитории новых медиа, вызванную избытком информации в условиях дефицита авторитетных источников информации.

Все это значит, что эффективная политическая цензура, особенно в технически не очень продвинутых странах, не может в цифровую эпоху быть основана на сокрытии текста как носителя определенной информации, на блокировке публичного доступа к нему. Поэтому новейшие эффективные формы цензуры открыли для себя не текстовое, а когнитивное измерение публичной коммуникации, в котором блокировка доступа к нежелательной информации (идеям) может быть осуществлена через блокировку базовых когнитивных функций, прежде всего, способности концентрировать внимание на каких-то темах и проблемах. Причем упомянутая блокировка осуществляется в случае когнитивной цензуры не как побочный и нечаянный эффект идеологической пропаганды, но прицельно и ситуативно, с идентифицируемыми субъектами и объектами цензуры.

В случае политической цензуры государства – как это показывает упомянутый выше опыт Китая и Турции – мы имеем эволюцию от ее прямых (жестких) форм к видам косвенной (мягкой) и позже когнитивной цензуры. В настоящее время можно говорить о взаимной дополнительности всех видов политической цензуры, которые одновременно практикуются в любой стране, но с разными акцентами в зависимости от ситуации. В этом смысле нет оснований ограничивать политическую цензуру только практикой авторитарных и тоталитарных режимов, но целесообразно рассматривать ее в качестве одного из факторов, обеспечивающих стабильность любой политической системы.

Используя результаты мониторинга медийного пространства посредством российских баз «Медиалогии» и «YouScan», а также дискурс-анализа ключевых публикаций по теме, авторы исследования идентифицировали, как минимум, три взаимосвязанных стратегии когнитивной политической цензуры, активно применявшиеся в медиа-пространстве прошедших президентских выборов на Украине: отвлечение внимания посредством «вброса» сенсационных сообщений; фальсификацию посредством потока жанрово структурированной дезинформации; абсурдизацию конкретной информации посредством массового распространения контрарных по смыслу сообщений. Реализация этих стратегий когнитивной политической цензуры усиливалась традиционными видами политической цензуры: административно-государственной («прямой»), финансово-экономической («косвенной»), дискурсивной («символической). Сравнение украинского кейса с разнообразным опытом когнитивной цензуры, реализуемой государственными органами в КНР и Турции, показывает релевантность упомянутых стратегий вне зависимости от сферы применения (протест или избирательная кампания), субъекта цензурной практики (правительство или негосударственные игроки) или политического режима (авторитарная либо демократическая система власти).

В концептульной своей части данное исследование значимо для развития особого направления исследований, посвященных цензурным практикам в политике и культуре. Сверх того, оно вносит определенный вклад в изучение политической коммуникации, революционизированной новыми медиа. Эмпирический материал статьи может быть использован для дальнейшего исследования авторской концепции когнитивной политической цензуры. Но он также представляет интерес и для анализа актуальных политических процессов на Украине.

Рекомендации: Концепт когнитивной политической цензуры открывает широкое поле дальнейших исследований. Прежде всего, сам концепт необходимо уточнить в отношении прочих видов политической цензуры, для чего потребуется не только аналитическая работа с концептами, но также сравнение и систематизация эмпирического материала по другим кейсам. Дальнейшие исследования могли бы, к примеру, показать, каким образом можно осуществлять когнитивное цензурирование политически нежелательной информации посредством разного рода амнезийных эффектов, производимых информационным потопом в новых медиа. Не менее интересным представляется исследование практик сопротивления новейшим (когнитивным) формам политической цензуры.